Все святые. Миниатюра из Киевской Псалтири, 1397 г.

После Троицы. Святость и грех.

3 июня в 2018 году завершается Триодный (или Пасхально-Пятидесятничный) цикл православного богослужебного календаря. Подведем некоторые итоги.

Темы покаянных великопостных недель готовили христиан к осмысленной встрече Светлого Христова Воскресения.

Две ближайшие от Пасхи недели (воскресенья) были посвящены воспоминанию событий, непосредственно с ней связанных. Темы трех последующих недель основаны на трех важных эпизодах евангельской истории, явившихся подготовительными ступенями к Воскресению. В них Христос явственно открыл Свое Богосыновство, но лишь сошествие Святого Духа в День Пятидесятницы позволило Его ученикам, в страхе бежавшим из ночного Гефсиманского сада, понять истинный смысл пришествия Мессии.

Празднование Пятидесятницы, в нарушение формальной хронологии, предваряется напоминанием о самом, быть может, драматичном периоде земного бытия Христианской Церкви (это Неделя святых отцов Первого Вселенского собора, 325 г.). В этом заключен глубокий смысл.

Все последующие недели (воскресенья) просто нумеруются в богослужебном календаре как «Недели по Пятидесятнице». Каждая их них имеет свое определенное апостольское и евангельское чтение, но лишь некоторым присвоены индивидуальные названия. Этот «послепятидесятничный» цикл охватывает почти две трети года и заканчивается перед Неделей о мытаре и фарисее – первой подготовительной неделей Великого поста. А она в свою очередь является началом нового Пасхального цикла. Так замыкается «священный круг» христианского подвижного календарного года, основанного на принципах лунно-солнечного ветхозаветного календаря. Его точка отсчёта – День Светлого Христова Воскресения (Пасха).

День Святой Троицы – это День Рождения Церкви, и потому логично, что следующая за ним неделя посвящена памяти тех, кто с наибольшей полнотой выразил качества новозаветного человека, искуплённого Адама, первым из которых стал Богочеловек Иисус Христос. Это – сегодняшняя «Неделя всех святых», богослужения которой завершают Триóдь Цветную.

Понятие «святость» – многозначно и трудноопределимо. Святыми в широком аспекте именуют людей, понявших и осуществивших^[1] своё предназначение в том Царстве Божием, в котором все мы реально живём после совершённого Иисусом Христом спасения (букв. исцеления!), – то есть восстановления космоса и человечества в первоначальном («райском») достоинстве. (Беда в том, что мы в это не слишком-то верим, продолжая мазохистские стенания по поводу «ухудшающегося» мира и скорого «конца света». Но такие настроения могут быть присущи лишь язычникам или верующим иудеям, всё ещё живущим «до рождества Христова»!) Главное в великих святых – энергия поиска и широта взгляда на мир, преобразование его своей деятельностью и личным примером. У каждого из них был свой неповторимый путь, но все вместе они готовили торжество свободного, личностного мировосприятия. Ведь именно на основе христианской веры созидался мир, в котором каждый отдельный человек (не «избранная раса», партия или класс!) имеет решающую ценность в очах Божиих. Вспомним притчи Спасителя о «заблудившемся» сыне, о потерявшихся овце и драхме (речь ведь идет о людях!). Этот положительный аспект идеи индивидуального спасения лежит в основе динамичной христианской цивилизации, стремящейся создать предельно возможные условия для свободного развития конкретной личности и совершенствующихся социальных институтов. В конечном итоге, этим определяется религиозно-нравственный «прогресс» (буквально «движение вперед»!), понимаемый как непрекращающийся диалог между Богом и спасённым Им человечеством. Этим же определяется и стремление каждого разумного христианина – живущего не по обветшавшим «преданиям старцев», а по данной Христом неиссякающей благодати, – понять своё предназначение в многополярном мире именно на каждом новом историческом этапе.

Ю.И. Рубан,
кандидат исторических наук,
кандидат богословия

Примечания

^[1] Святость – не просто нейтральная альтернатива, но активное преодоление греха, ничего общего не имеющее с пассивным толстовским «непротивленчеством». Русскому слову грех соответствует употребляемое в Новом Завете греческое хамартема, хамартиа, в буквальном переводе – «ошибка», «заблуждение», «проступок». Это важно. «Грешить» – значит «не попадать в цель», «промахиваться», «ошибаться», «отклоняться от истины», что указывает на изначально интеллектуальное, а не моральное содержание этого понятия. Воин послал стрелу мимо цели – согрешил. Политик сделал неправильный выбор – согрешил. Инженер неверно рассчитал несущую конструкцию, и она рухнула – согрешил. Это значение сохраняется и в русском языке: сравните «огрех», «погрешность» (в вычислениях и др.). Подробнее см.: [Рубан Ю.] Грех // Российский гуманитарный энциклопедический словарь. В 3-х т. М.; СПб., 2002. – Т. 1. С. 513.

Использован текст из портала «АЗБУКА ВЕРЫ»

Образ всех Святых от века Богу угодивших

Неделя 7-я по Пасхе, Святых отцов I Вселенского Собора (325)

Борцы за богочеловечество

Седьмая неделя по Пасхе посвящена памяти великих церковных иерархов и богословов, собравшихся в 325 году в пригороде Константинополя, Никее, для решения важнейших вопросов христианского вероучения, волновавших тогда умы людей. «Собор» (греч. Сюнодос, Синод, лат. Congressus) – значит буквально «сходка», «собрание». Сейчас его назвали бы «Всемирным богословским конгрессом», потому что в то время пределы «Вселенной» (Ойкумены, Экумены) совпадали с границами Римской империи.

Предыдущие недели Пасхального цикла были связаны с событиями евангельской истории, завершившейся Вознесением. Близок День рождения Всемирного Царства (Церкви), и сейчас, предваряя его празднование, нам предлагают почтить память тех, кто отстоял главную истину нашей веры и спас Христианскую Церковь в переломный момент её бытия.

В начале IV в., после окончания почти трехвекового периода гонений, Церковь обрела свободу проповеди и богослужения (толерантный Миланский рескрипт 313 года императоров Константина и Лициния). Многочисленные язычники, следуя «духу времени», стали переходить в христианство, и, поскольку единой церковной догматики ещё не существовало, учения отдельных христианских богословов захватывали иногда значительную часть населения. Одним из них стало «арианство», названное так по имени Ария, учёного священника из Александрии Египетской (†336 г.).

Арий думал так: Второе Лицо Святой Троицы, Сын (Слово, греч. Логос, в земном воплощении – Иисус Христос), может быть назван Богом; но Он не одной природы с Первым Лицом (Богом Отцом), – не «единосущен» Ему и не «равночестен». Согласно его доктрине, Сын отделен от Отца непреодолимой онтологической пропастью, будучи, как и весь мир, Его творением, хотя и особым, избранным Творением, Посредником между Богом и миром. Высший Бог – Един и непостижим, а Христос, живший на земле, страдавший, распятый, погребённый и воскресший, – Второй Бог, или Малый Бог.

Вчерашним язычникам учение Ария казалось понятным и здравым. Его поддерживали некоторые императоры, и в течение IV столетия арианство не без успеха боролось за положение господствующей религии империи, особенно на Востоке. Лишь православный Рим почти не был затронут этой ересью.

Более того, на протяжении нескольких десятилетий православие каждого восточного иерарха удостоверялось его церковным общением с папой Римским. Так, святой Афанасий Александрийский, главный оппонент Ария, пять раз отправлявшийся в ссылку за свои убеждения, находил себе прибежище и опору в Риме. Только на Втором Вселенском соборе, в 381 году, арианство потерпело окончательное догматическое и историческое поражение (хотя долго ещё оставалось официальным исповеданием некоторых варварских королевств, возникших на обломках Западной Римской империи).

Арий, строгий монах и серьёзный богослов, совсем не был тем лубочным «еретиком-злодеем» и врагом Церкви, которого, согласно нелепой легенде, святитель Николай, архиепископ Мир Ликийских, будто бы удостоил во время соборных прений пощёчины (видимо, уступая ему теоретически?!). Нет, он радел об истине (как он её понимал) и вёл себя честно и достойно: не побоявшись императорского гнева, он отказался отречься от своих убеждений (хотя бы притворно, ради спасения) и не подписал соборное определение, как это сделали многие его вчерашние сторонники, – за что был осужден и отправлен в ссылку.

Особенности философствования Ария во многом определялись его принадлежностью к очень авторитетной тогда Антиохийской богословской школе (воспитавшей, кстати, святого Иоанна Златоуста и многих других выдающихся богословов). Арий искренне верил в то, что ему удалось найти точные формулировки и правильно выразить взаимоотношение Лиц Святой Троицы, разрешив неустранимое с точки зрения «здравого смысла» противоречие в учении о безусловном Единстве Бога, пребывающего одновременно в Трёх Лицах. Так всё-таки в Одного Бога или в Трёх Богов верят христиане? Этот вопрос-нарекание со стороны язычников и иудеев вовсе не был праздным в то время (как и сейчас).

Трагедия Ария, как и трагедия других ересиархов-реформаторов (причём, не только в сфере религиозной!) состоит в том, что они всерьез считают свое единичное мнение безусловно истинным, способным раз и навсегда разрешить те или иные противоречия религиозной или социальной жизни и тем «облагодетельствовать человечество». В своем ослеплении они забывают, что великие тайны мира (тем более – мира Божественного) имеют общечеловеческий, «соборный» (!) характер. Процесс их раскрытия и усвоения бесконечен.

Термин ересь переводится как «выбор», «избрание», то есть означает склонность, расположение и предпочтение чего-то одного ради отказа от многого другого. «В слове «ересь», – замечательно поясняет русский мыслитель отец Павел Флоренский, – содержится понятие односторонности, какого-то прямолинейного сосредоточения на одном из многих возможных утверждений. Православие вселенско, а ересь – по существу своему партийна. Дух секты есть вытекающий отсюда эгоизм, духовная отъединённость: одностороннее положение ставится на основание безусловной истины…» (Столп и утверждение истины. М., 1914, с. 161).

Учение Ария отрицало то главное, ради чего воплотился и пришел на землю Сын Божий: «Бог стал Человеком, чтобы человек мог стать богом», – сказал ещё во II столетии св. Ириней, епископ Лионский. Существо «спасения» состоит в том, что ни ангел, ни какое-то Высшее Создание, но Сам Бог умалился, чтобы быть одним из нас. Он принял действительную человеческую плоть, Он стал подобен нам во всём, кроме греха; Он до конца – даже до смерти! – отдал Себя людям, чтобы люди смогли реально, а не в мечтах, приобщиться к Его Божественной жизни. Через это каждому человеку дарована потенциальная способность к бесконечному совершенствованию и богоуподоблению (обожению), которое зримо открывают нам люди, именуемые «святыми». Христос хотел, чтобы человек уже здесь, на земле, ощутил дыхание Вечности, и Он дал ему для этого всё.

Отвергнув учение Ария, Никейский Собор утвердил истину равенства природ Бога Отца и Бога Сына, их единосущие, и тем отстоял самое важное и дорогое в христианстве – Боговоплощение, Богочеловечество. И это – не отвлечённая «теорема» философствующего ума, будто бы не имеющая отношения к так называемой «реальной» (или «приходской») жизни. Нет! Это – живая Истина, выстраданная двухтысячелетней историей христианства, быть может, самая конкретная и «практическая» из всех, открывшихся нам во Всемирной истории.

Ю.И. Рубан,
кандидат исторических наук,
кандидат богословия

Использован текст с портала «Азбука веры»